Аутичный привет

2015-11-23
4 мин. чтения

Привет.
Он заходит в пустую комнату: привет!
Босиком по скользкому полу скользит до умывальника на кухне, залитой голубым. Небесные стены усыпаны облаками-сахарной-ватой, блестящий кафель прижимает его руки к утренней прохладе рассвета, поближе к себе: потрогай. Мама рассердится. А он уже прилип. Лип лип крепко влип. Ямочки между плитками — самое приятное — детским пальчиком по каждой, вниз, вправо, вверх. Очерчивает квадрат, оставляя грязные следы немытых ручек. Немного быстрее, а нажимать легче: внииз, ввееерх: лип. Собирает замысловатые узоры в ладошку, растягивая их в одну линию, словно художник смешивает всё воедино и снова наносит на поверхность. Теперь здесь отчётливо видно слона с причудливым хоботом-шлангом: уууу. Если попросить Мишу на секундочку стать слонёнком, он именно так и сделает: уууу! Набрать воздуха в лёгкие поглубже. Представить себя великаном, весом в три тонны. Самый большой и самый одинокий — наверное, его сердце размером с Мишину голову, густо покрытую пшеничными кудряшками. Улыбается, наконец добравшись до раковины. Мягкая струйка воды ласкает загоревшую кожу; сделаешь напор побольше, глаза закрыть — и ты на пляже, животиком вверх, мчишь по течению куда-то вдаль, сам того не замечая.

Ветер волны
Поднял для острастки,
Плыл Слонёнок, назад не глядел.
Морщил лоб,
Щурил серые глазки,
И тихонько для храбрости пел.

— Хотя бы одну ложечку, милый. Покушай уже.
— Гречку хочу.
Мама. Каштановые волосы собраны в нелепый хвост, старенький фартук вольно болтается на талии, узенькой, словно у лесной нимфы, глаза — тёмный лес, зелёные, с густым веером ресниц.
— Миша, а давай за папу?
Миша надувает розовые щёчки: сегодня папа останется голодным. Видит его только по утрам, перед работой. Руки-клешни, в трещинках и царапинах, пахнущие дешевым мылом, поднимают мальчика к себе, подбрасывая. Полоска неизменно обветренных губ, скрытая за пышными усами, приоткрывается: Как дела, профессор? Что нового в мире слонов? Миша надувает розовые щёчки: отпусти.

Когда тебе шесть, самое нелюбимое занятие — ходить в сад. Даже название такое, будто по прибытию детей сажают в землю и щедро поливают водой.

Что растет на нашей грядке?
Огурцы, горошек сладкий.

Единственная подруга, которая здесь есть у Миши — толстая, с твёрдым переплётом Энциклопедия. Страничка сто двадцать четыре, коричневое чудовище сверху. Мамонт. “Шерсть, состоящая из волос длиной до девяноста сантиметров, служила отличной теплоизоляцией.” Маленький ротик громко жуёт слова, растягивает их, как вкусную жвачку, ловко отбивает ритм, отчеканивает: Теепло. Изоляция. Теплоляция. Телоляция. Глотает буквы, вперемешку со смехом остальных детей. Тоже хихикает — не понимает, что не вместе, а над.

Мальчишки играют в войну. За боком у каждого привязано самодельное смертельное оружие. На шапках тонких волос — шапки покрепче, делают вид, что стальные. Солдаты готовы к бою. С кем? Угроза близко, командир. “Враг на три часа”, — в сторону Миши. Ведёт себя подозрительно, да? Самый смелый и бесстрашный солдат Юрий-Сопливый-Нос, давно мечтающий о повышении или хотя бы блестящей звёздочке-награде на грудь, метко бросает кусок конструктора в безобидную спину.
— Сейчас рванёт, всем бежать!
Другие поддакивают, со всех ног мчась на другую сторону зала.
— Чудовище!
Буум.
Воспитательница явно недовольна: на войне победивших нет.

Привет.
Он заходит в комнату с идеальным хаосом: привет!
Все вещи аккуратно разбросаны мамой по местам. Игрушки, выстроенные в совершенный ряд по высоте и цвету на полу, перекочевали на полку. Плюшевый зайчонок ушами упирается в красную машину без колёс — должен стоять не тут. Подушки заботливо взбиты и передвинуты к краю кровати. Выглядят ужасно: ужасно мягко и ужасно чужими. Мишу сейчас вырвет. Делает шаг назад. Один, второй. По коже бегают муравьи, кусаются, щиплются ядовито и мерзко. Всё чешется, горит, словно упал в крапиву. Где я? Уши обвивают гремучие змеи, в горле гремит беспокойство: где я? По-змеиному ползёт к выходу, брошенным зайцем мчит к двери, заведённым мотором вопит, кричит, давясь слезами: где я? Надежда Васильевна находит сына в прихожей. Он лежит на полу, свернувшись калачиком и бьёт себя по ногам. Уже не удивляется — такое случается достаточно часто. Миша — аутист. У Миши фантастическая способность к сосредоточению и дикое нежелание перемен. Неумение. Неприспособленность. И ещё сотни всяких “не”, вылетающих из уст докторов назойливыми мухами. Будут летать около всю жизнь, жужжать громко: ты не такой, оставлять синяки на икрах, меняя мир до неузнаваемости.
— Пойдём спать, малыш.
Пытается погладить по голове, но голова уклоняется в сторону. Уставшая нимфа с неверным мужем и ребёнком-открытой-раной: что я сделала не так? Ложась рядом, дрожащим голосом напевает песенку. Мама-слон с маленьким слонёнком под боком. Слоно большой и слоно одинокий. Миша разрешает себя обнять: телоляция рук — тепло. Шепчущие ноты — единственное, что есть между этими двумя, растворяются в темноте: ууу.

Так хотелось, — шептал, — на просторе,
Никого — ни вблизи, ни вдали:
Ты — по самому краешку моря,
Я — по самому краю земли.

(Стихотворение: Сергей Козлов)