Тяжело

Тяжело носить эти невыплаканные слёзы. Тяжело спускать и поднимать их по лестницам, влачить через коридоры тесных улиц, закидывать в вонючий вагон метро, придерживать ладошкой, перебегая дорогу, чтобы не расплескать содержимое. Трудно не поддаться, когда утро – первое и самое важное впечатление дня – уже серое: серое, ускользающее, противное, как мышиный хвостик; и туман делает невидимой изящную красоту забавляющихся в нём снежинок, а непредсказуемость будущего отнимает радостный смысл у настоящего, а женщина спереди, явно мизантроп, засунула голову под чёрный выгнутый зонтик, и царапает остальных острыми спицами, ну а новости… – новости! ничего нового в новостях! мы собираем металл и теряем людей – таково утро. Утро выгоняет меня из кровати лучше, чем будильник, оно испортило молоко ночью, не досушило любимую кофту, оно снова ничего не обещает, дарует голод и подло проливает на стол кофе с прокисшим молоком в составе. До последней капли. Последней каплей могло оно стать для меня, но не стало, потому что нечего драматизировать, нечего разводить сопли, слюни, не стоило разводить американо до последнего свободного места в кружке, разводить нюни, нечего плакать в конце концов, пока лично с тобой всё в порядке. Не от реальности тошно, не от «здесь и сейчас», потому что здесь и сейчас прекрасные лестницы, и генераторами гудящие берега знакомых улиц, и метро, туман, и милая дама с не коварным зонтом, новогодняя снежная туча, клубничный чай к завтраку; тошно от того, что «там и тогда», в феврале, застряли другие, живые версии нас.